Navigāre necesse est, vivere non est necesse
Плыть необходимо, жить необходимости.
Плутарх сообщает ("Сравнительные жизнеописания", Помпей, гл. 50), что когда Помпей, получивший от сената чрезвычайные полномочия для доставки в Рим хлеба из Сардинии, Сицилии и Африки, готовился в обратный путь, разразилась буря, делавшая, плавание крайне опасным, Но Помпей без колебаний первым поднялся на корабль и с возгласом "Плыть необходимо, жить нет необходимости" отдал приказ к отплытию.
Navigare necesse est... Это латинское изречение, древняя матросская поговорка. "Плавать по морю необходимо..." Некогда море для человека было бесконечным, безбрежным, неясным и потому постоянно манящим - а что там дальше, за горизонтом? (Плавать по морю необходимо (Комсомольская правда, 7.III 1974). )
Он [ Ю. А. Гагарин ] - умел везде успевать. Знаменитая его улыбка не потускнела от времени, не превратилась только в защитное средство. Сверхчеловек? Нет, обычный человек из плоти и крови, но хорошей закваски был человек и очень крепкой закалки. Этим и дорог. Мечтал ли еще полететь? Мечтал. Говорил об этом не часто, но говорил. И были у него определенные планы... Таким людям надо бы отпускать по два века, а он прожил до обидного мало. До последней минуты жил по высокому счету. "Navigare necesse est - vivere non est necesse" - "Плавать по морю необходимо..." (Там же. )
"Жить не так уж необходимо, но необходимо плавать по морям". Давно родилась эта фраза. Веками на древней латыни повторяли ее люди. И каждый мореплаватель находил в этих мудрых словах свой смысл. Капитан дальнего плавания Октавиан Витольдович Анджеевский эту древнюю фразу услышал от отца в 15 лет, отправляясь в свое первое плавание. С тех пор прошло 45 лет. 45 лет водит Анджеевский суда по всему свету. (Плавать по морю необходимо... (Смена, 22.VI.1975 г.). )
Древние изречения иногда утрачивают принадлежность к определенному времени. Кажется, они звучали всегда одинаково. Хотя это, конечно, не так. Есть известная латинская формула: "Navigare necesse est" - "Плавать по морю необходимо". Прежде чем стать прописной истиной, она долго была выражением мужества, граничащего с дерзостью. (След человека (Правда, 1.I 1976). )
Латинско-русский и русско-латинский словарь крылатых слов и выражений. - М.: Русский Язык . Н.Т. Бабичев, Я.М. Боровской . 1982 .
Смотреть что такое "Navigāre necesse est, vivere non est necesse" в других словарях:
navigare necesse est, vivere non necesse - Latino: navigare è necessario, vivere non è necessario. Storica frase che Pompeo, secondo Plutarco (Vita di Pompeo, 50), avrebbe rivolto ai suoi marinai i quali, spaventati da un burrasca non volevano lasciare i porti africani per trasportare a… … Dizionario dei Modi di Dire per ogni occasione
- (лат. плыть необходимо, жить нет необходимости) фразеологический оборот, употребляемый, когда речь идёт о необходимости мужественно идти вперёд, преодолевая трудности, о верности долгу перед людьми, государством и т.п. Согласно Плутарху (… … Википедия
Navigare necesse est, vivĕre non est necesse - (lat.), »Schiffahrt zu treiben ist notwendig, zu leben ist nicht notwendig«, ein auf Plutarch (»Pompejus«, c. 50) zurückzuführen der Ausspruch, Inschrift am Portal des Hauses Seefahrt in Bremen … Meyers Großes Konversations-Lexikon
Navigare necesse est, vivere non est necesse - Navigāre necesse est, vivĕre non est necesse (lat.), Schiffahrt zu treiben ist notwendig, zu leben ist nicht notwendig, Inschrift am Hause Seefahrt in Bremen … Kleines Konversations-Lexikon
Navigare necesse est, vivere non (est) necesse - At sejle er nødvendigt, at leve er ikke nødvendigt … Danske encyklopædi
Liste lateinischer Phrasen/N - Lateinische Phrasen A B C D E F G H I L M N O P Q R S T U V Inhaltsverzeichnis 1 … Deutsch Wikipedia
«Плавать по морю необходимо. Жить – не так уж необходимо». Мелькнула на странице интернета, с детства знакомая фраза, принадлежавшая, насколько я помню, кому-то из римских полководцев. Отчаянная самоотверженность, в буквальном её понимании, не вызывает у меня сегодня однозначного восхищения, как в юности. Скорее, пугает своим безрассудством.
Помпей Секст, командующий в античные времена римским флотом. Хотелось бы о нём поподробнее. Ищу в сети и неожиданно обнаруживаю объявление- предложение:
Книга.
«Ледовые брызги. Виктор Конецкий».
Это седьмая книга В.Конецкого из серии
Путевой прозы, то есть прозы о морском
Труде, морском производстве.
Книга в жёстком переплёте, в идеальном
состоянии. Обменяю на какой-нибудь
любовный роман.
Книгу В.Конецкого на «какой-нибудь…»! Кто он – этот безумец?
Какой чудной морской романтикой было овеяно чтение моего детства. «Дети капитана Гранта», «20000 лье под водой», «Пятнадцатилетний капитан», «Остров Сокровищ», «Алые паруса», «Остров погибших кораблей», «Старик и море», «Человек- Амфибия»… Но и после морская тема не отпускала. Появился и покорил Тур Хейердал с его «Кон-Тики», «Ра» и «Тайна острова Пасхи». Ж.И. Кусто и его «Киты».
Последнее моё увлечение – Виктор Конецкий. Замечательный певец моря. Умный, ироничный, тончайший психолог человеческих душ в экстремальных обстоятельствах. Вновь возмущаюсь – книгу В.Конецкого на, какой попало, любовный роман! Да, вы только послушайте, как пишет этот
«Вокруг была зелёная зыбь, простор океана, трепыхающиеся поля чаек над рыбным косяком, рыже-чёрные корпуса траулеров, ветерок, и солнце, и далёкие полосы тумана, пустые бутылки на зыби за бортом, размокшие куски хлеба, на которые избалованные чайки не обращали внимания. И первое, что мы услышали в пятидесяти милях от Нью-Йорка по радиотелефону было:
- «Достоевский»! «Достоевский»! «Добролюбов» говорит. Отвечайте по связи!
-« Ну, я «Достоевский», - отвечал старческий брюзгливый голос, - чего авралите?
«Здравствуйте, Фёдор Михайлович! – подумал я – вот уж кого не ожидал встретить в заливе Мэн, так это Вас!»
***
Или ещё:
«Рядом Вера Фёдоровна Панова:
- Мне кажется, Виктор Викторович, Вы забыли нашу первую встречу.
Ужасная была встреча. Панова Вера Фёдоровна вызвала на беседу после того, как я попросил её прочитать мой очередной опус и потный от страха притулился на краешке стула.
Вера Фёдоровна неторопливо и тщательно надела очки и уставилась в мой опус:
-Это Вы написали здесь вот страница шестнадцать «корова, которую купил отец, вернувшись с фронта, сдохла». Вы это написали?
- Да, - сказал я и прыснул, ибо в молодости был смешлив. И ясно вдруг представил, что моя корова обороняла Москву и дошла до Берлина, а вернувшись с фронта, бедолага, сдохла.
Но Панова не улыбнулась. Она была полна строгости. Никакого юмора, если дело идёт о святом".
Нет, это непостижимо, Конецкого, пишущего капитана дальнего плавания, на безразлично какой любовный роман, - возмущаюсь я у монитора.
А, впрочем, ныне и моя любовь к морю простирается не дальше книжных страниц. С некоторых пор, я твёрдо знаю, что больше никогда не ступлю на палубу судна. Любого. Боюсь моря.
В начале восьмидесятых, а точнее, в 1982 году, работали мы с мужем на одном из оборонных объектов. Хлопотное, напряжённое выдалось лето. И просвета не ожидалось до самой сдачи сооружения. Приехавшая комиссия «зарубила» отпуска, в том числе, и мне. И когда, в качестве «утешительного приза», предложили в августе командировку вместе с мужем в Севастополь для согласования документации по технической доработке «изделия» сроком на 20 дней, я с радостью за неё ухватилась, решив, что никому не говоря, можно взять с собой восьмилетнюю дочку. Как-нибудь устроимся, не оставлять же в этом году ребёнка без моря.
Сразу отмели самолёт, позволив себе двухдневный отдых от изматывающей гонки поэтапной сдачи работ, выкупив отдельное купе в поезде. Любила я поезд, покупки на остановках рыбы горячего копчения, малосольных огурчиков с дымящейся картошечкой в пакете из грубой серой бумаги, сахарных на разломе помидоров, дынь, фруктов, и главное, расслабленное ничегонеделание, редкое в те годы наслаждение.
Поезд прибыл около двух часов ночи. Севастополь в те годы был советским «закрытым» городом, въезд в который полагался по спецпропускам. Только телефон, записанный на обороте командировочного удостоверения, вселял надежду на решение жилищных и прочих проблем в незнакомом городе. Однако, для этого следовало дождаться утра.
Из жаркого душного вагона мы вышли на перрон и, жители сухой степи, где к середине лета начинает желтеть листва и становятся серыми и колючими травы, окунулись во влажную прохладу южной крымской ночи. Даже не знаю до сих пор, как устроен севастопольский вокзал. Мы не успели заглянуть в него для попытки устроиться на ночь, как нас обступили местные с предложением ночлега. Старуха, похожая на Бабу-Ягу, насколько позволяло рассмотреть её привокзальное освещение в ночи, буквально, за рукав потащила мужа за собой. Мы переглянулись, было всё равно, утомлённые, со спотыкающимся ребёнком, подчинились.
Видимо, недавно прошёл небольшой дождь, невидимый на асфальте, но старуха повела нас, скользя по еле заметной тропинке куда-то в гору. Мы шли, не переговариваясь между собой, сквозь какие-то заросли, едва поспевая за ней. А она взбиралась на кручу бойко, как коза, что впору было диву даваться её прыти. Образ гоголевской панночки – ведьмы всё ярче разгорался в моём сознании. Но вот, наконец, между деревьями блеснул свет – пришли.
Хозяйка распахнула дверь крохотного сарайчика, в котором не было ничего, кроме широкой кровати и маленького диванчика, исчезла на минуту и вернулась с двумя комплектами превосходного накрахмаленного белья, взяла деньги и исчезла. Больше мы её не видели.
Проснулись мы от пения петуха прямо под ухом. Потом заблеяла коза. Оказалось, наше жильё лишь фанерной перегородкой было отделено от бабкиного скотного двора, до чего ночью нам не было дела. Когда мы вышли и заглянули во двор, то увидели... бежевую ламу и серого павлина, с готовностью распустившего хвост, среди суетливых кур.
Утро было тёплое, тихое и мы, несмотря на ранний час, поторопились покинуть «гостеприимную» сторожку. Однако, спускаясь по тропинке к вокзалу, мы поразились, в какую тьму-таракань решились забраться ночью. Оставалось только подивиться своей провинциальной доверчивости.
Звонок по телефону возымел волшебное действие и через пару часов мы прекрасно устроились в ведомственной гостинице, где дочка наша не оказалась для администрации помехой, и до завтра отправились знакомиться с городом, легендарным и прекрасным Севастополем.
У нас оказалось достаточно времени за эти двадцать дней побродить по улицам, чтобы оценить дивный рельеф этого города, когда в дождь с шумом вниз устремляются ручьи и мы, вместе со всеми, снимали обувь и весело бежали к остановке автобуса. Легендарная Графская пристань. Приморский бульвар. Памятники Нахимову, Корнилову. Малахов курган. Братское кладбище. Трогательный монумент над Братской могилой русских и французских воинов, поставленный в 1892 году. Панорама «Оборона Севастополя». Непривычные для нашего глаза платаны, каштаны, орех. Персики, роскошные огромные персики, продавались на каждом углу. Отличный виноград и книги, на которые мы неосмотрительно «напали» в первый день, а потом, как великое искушение, обходили стороной – невозможно было объять необъятное, лежащее на уличных развалах богатство. Обошлись Бальзаком, Шекспиром, Золя и новым Словарём Ожегова, заменившем наш, донельзя истрёпанный.
Предприятия, нас интересующие, располагались в чудном городке «Балаклава», с его удивительными ландшафтом, набережной, Утёсом… И море, конечно же, восхитительное море плескалось у наших ног.
Проектировщики оказались хорошими ребятами с понятием и, по согласованному графику, выкроили мы в конце командировочного срока несколько дней и наслаждались, нечаянно свалившейся на нас удачей, пока в один из последних дней не произошло это событие.
В то воскресение мы, в очередной раз, на прогулочном катере отправились на дальний пляж.Отличный,надо признаться, с мельчайшим песком. Теперь уж не помню его названия. К полудню там негде было ступить. Отдыхающие всё прибывали. Мы устроились подальше от воды у обрывистой песчаной стены берега под зонтом и беззаботно играли с дочкой в «города». Муж углубился в Золя.
Тому, что ветер посвежел, мы не придали никакого значения. Напротив, увидев, как неожиданно наших босых пяток стали достигать волны, увлекая нас за собой, мы озорно бросались в воду, с очередной волной вылетая назад, почти к стене нашего обрыва. Дочка была в восторге. Проголодались. Поднялись в летнее кафе-стекляшку, стоящее над обрывом.
Беззаботно закусывая, вдруг обратили внимание, как замелькали катера, вывозя отдыхающих. В мегафон было объявлено, что следующий рейс – последний, ввиду опасности шторма. Брызги от волн уже достигали зеркальных стен кафе. Но мы доверчиво вошли на тот последний рейс, на катер, битком набитый людьми. Отплывали уже при сильном волнении.
Путешествуя на теплоходе по Волге, я никогда не испытывала страха. Но тут! Солнце исчезло. Начал накрапывать и усилился дождь. Небо и вода как-то быстро слились в одну серую водную массу. Началось невообразимое. Мы взлетали на гребень и обрывались вниз. Переполненное судно кренилось, и весь народ с криком, сначала, восторга, а потом – ужаса, падал то в одну, то другую сторону. Волны начали перехлёстывать палубу. Две пожилые женщины стали молиться. Мы, мокрые с головы до ног, изо всех сил прижимали к себе ребёнка и я, кажется, впервые в жизни, не зная ни одной молитвы, стала просить Бога: Господи, помоги! Помоги нам добраться живыми до берега! Я знала, что никогда, никогда не ступлю больше на палубу, ни одного судна на свете.
Какую-то надежду внушал лишь матрос-рабочий на палубе, казалось, спокойно сматывавший какой-то канат.
И вдруг в этом ужасе волн, брызг и дождя, прямо рядом с нами, совершенно неразличимый за секунду до этого на фоне вздымающегося моря, возник силуэт огромного крейсера. Он прошёл, казалось, совсем рядом с нами высокой серой стеной корпуса. Кажется, до неё можно было дотронуться рукой. Я успела поймать взглядом мелькнувшие, почти невидимые во мгле, пушки, антенны, мачты и он вновь исчез в пелене дождя, невидимый и неслышимый, как призрак.
Общий возглас ужаса перекрыл шум разыгравшихся волн и тот матрос, что находился рядом на палубе, вдруг, с изменившимся лицом, истово осенил себя крестом.
Измученные сошли мы на берег. Не было сил ни поблагодарить, ни ответить на хмурый вопрос капитана:
"Потерь нет?"
Обессилено опустились мы на ступеньки причала. Впрочем, как и многие другие…
А ведь, помню, в конце семидесятых, во время нашего весёлого путешествия-круиза по маршруту Саратов-Москва- Астрахань-Саратов, где-то в районе Ульяновска, там где Волга смотрелась морем, мы проснулись ранним утром от требования по громкоговорящей связи с капитанского мостика роскошного нашего лайнера:
- Старшего помощника срочно к капитану!
Теплоход стоял, непрерывно гудел и почему-то звонил колокол. Плотный туман молоком - за окном каюты. И вновь, уже раздражённое:
- Старпома к капитану!
Несмотря на то, что мы не двигались, начало укачивать, появилась дурнота. Вышедших в коридор, попросили вернуться в каюты. С легкомысленным любопытством слушали мы, как забЕгала служба. Но весёлая музыка, включённая по трансляции, заглушила даже признаки тревоги у нас.
Постепенно, туман рассеялся, и мы отправились дальше, не вникая в подробности волнения экипажа. Просто тогда, в конце семидесятых, мы ещё не знали, что 5 июня 1983года (через год после нашего Севастополя), пассажирский теплоход «Александр Суворов» при подходе к Ульяновску,на полном ходу зайдёт под несудоходный восьмой пролет железнодорожного моста через Волгу, будет снесена вся верхняя палуба, где шла дискотека, и железнодорожный состав с углем и зерном обрушится на красавец-лайнер. Было объявлено о 176 погибших, а покалеченных не счесть было. Крест в Ульяновске на берегу стоит в память о погибших.
И ещё! Помню я великолепный пароход «Адмирал Нахимов». Мы, отдыхая в Геленджике, приехали в Новороссийск, хотелось посетить мемориальное кладбище. Сидели на набережной, наблюдая, как готовится к отплытию этот роскошный белоснежный лайнер. Нарядная толпа пассажиров нескончаемым потоком шла на борт. Весёлые, счастливые люди. Помню, мы удивлялись, какое количество ящиков с винами, шампанским, коробок фруктов и овощей с зарубежной маркировкой, загружалось в трюм. Машины торопливо подъезжали, и грузчики, бесконечной цепочкой двигаясь по трапу, в одинаковой чёрной одежде походили на муравьёв.
Мы, совсем рядышком, кормили ручных дельфинов вкуснейшими белыми булками из муки кубанских пшениц. И кто бы тогда мог предположить, что 31 августа 1986года при выходе из Новороссийской бухты пароход «Адмирал Нахимов» столкнётся с сухогрузом « Пётр Васёв» и в двух милях от ближайшего берега затонет. Погибло более 500 человек. Вечная им память.
Никогда я больше не испытывала судьбу на воде. А плавать по морю, конечно же, необходимо.
Фото из интернета.
Это латинское изречение, древняя матросская поговорка: «Плавать по морю необходимо…» Некогда море для человека было бесконечным, безбрежным, неясным и потому постоянно манящим - а что там дальше, за горизонтом? В далекие времена, когда никто еще не знал, что Земля - это шар, рождена эта мудрость. Полностью поговорка пишется так: «Плавать по морю необходимо, жить не так уж необходимо». Глубина мысли состоит в том, что люди всегда дороже самой жизни ценили познание окружающего мира. Открывать неизведанное всегда рискованно. Но человек с колыбели своей истории сознательно рисковал. Иначе мы не знали бы очертаний материков, глубин океана, пространства пустынь, высоты гор и толщи снегов. Все добыто дерзанием. Каждый шаг отмечен смелостью, вызовом опасностям и лишениям.
Всех, кто по крохам и лоскутам собрал нынешний образ Земли, перечислить немыслимо, имя им - Человечество. Но самые яркие имена память наша хранит и хранить будет вечно: Колумб, Магеллан… Наш век этот список пополнил двумя именами: Гагарин, Армстронг…
Плавать по морю необходимо… На долю Гагарина и Армстронга выпало счастье утвердить философскую широту этой мысли, ибо речь уже шла не о море, не о Земле в целом, люди шагнули в пространство, лежащее вне Земли.
Все, что бывает после первого шага, всегда превышает размеры первого шага. Но идущие торной тропой и широкой дорогой непременно помнят о первом усилии, о впервые дерзнувшем. В космосе люди живут теперь неделями, месяцами. Но нужны были сто с лишним минут, прожитых Гагариным, чтобы стало возможным все остальное.
«Плавать по морю необходимо…»
У Гагарина два дня рождения. Первый, тихий и незаметный, - в крестьянском доме. Второй - на виду всей Земли. Второе рождение вызвало множество чувств: «Он человек - посланец Земли», «он наш, советский». И, может быть, самое главное чувство - «он такой же, как все», родился в крестьянском доме, мальчишкой бегал босым, знал нужду… Высшая гордость простых людей - видеть человека своей среды на вершине успеха. Это дает человеку надежду, силы и веру. Вот почему смоленский парень в один час стал гражданином и любимцем Земли. С того апреля прошло уже (как летит время!) пятнадцать лет. Мы помним: в родильных домах в те дни большинству мальчиков давали имя Юрий. Этим ребятам сейчас по пятнадцать. Гагарин для них - уже история. Живой облик понемногу уже заслонен монументами, песнями и стихами, названиями пароходов, поселков, станций и площадей - обычный и естественный путь от жизни к легенде. И потому очень важно в день рождения Гагарина вспомнить его живым человеком.
Я знал Гагарина близко. Встречался с ним на космодроме, на свадьбе, на рыбалке, на собрании ученых, в почетном президиуме, в веселой комсомольской толкучке и дома в окружении ребятишек. Я видел Гагарина в одеждах, увешанных почетными орденами многих государств. И видел его в сатиновых трусах, когда космонавт шлепал себя ладонями по ногам, отбиваясь от комаров. Есть люди, знавшие Гагарина ближе и глубже. Думаю, лучшей, пока не написанной книгой о нем будет книга воспоминаний. Простых, безыскусных, каждое - на одну-две страницы. Мать, друзья детства, конструктор космических кораблей, государственный деятель, жена Гагарина, ракетчик на старте, космонавты, человек, отправлявший его в последний полет… Каждый по слову - и мы получим живое свидетельство об очень дорогом для нас человеке.
Если бы пришлось участвовать в этой книге, свою страницу я написал бы о первой встрече. Тогда, 12 апреля 1961 года, мы еще не знали, кто этот человек, знали только фамилию и кое-какие подробности биографии. Не терпелось космонавта увидеть, и мы с репортером Павлом Барашевым, преодолев горы препятствий, получили разрешение полететь в район приземления. В огромном самолете «ИЛ-18» мы были единственными пассажирами. Стюардесса явно знала какой-то секрет. И мы без большого усилия стали его обладателями: «Этот самолет завтра доставит в Москву Гагарина».
В Куйбышеве нас ожидали новые препятствия, но часам к четырем дня мы все же пробились в крепость, охранявшую космонавта. Это был дом на берегу Волги. В большом зале стоял бильярд. Мы стали гонять шары, нетерпеливо поглядывая на большую дубовую дверь. Именно из нее, как нам казалось, должен был появиться космонавт. Худощавого миловидного лейтенанта, сбежавшего по узкой деревянной лестнице сверху, мы приняли за адъютанта, который, конечно же, должен тут быть…
Вы из «Комсомолки»? - приветливо улыбаясь, сказал лейтенант.
Сверкающий позументами шлейф из пожилых генералов и врачей в штатском по лестнице сверху сразу же все прояснил - мы говорили с Гагариным! Но ничего богатырского в человеке. Рост - ниже среднего. Скроен, правда, на редкость ладно. В глазах веселые искорки. Покоряющая улыбка. Все глубокомысленные вопросы, которые мы приготовили космонавту, оказались не к месту. Надо было спрашивать что-то очень простое. Гагарин нас выручил.
Ну как там Москва?
У нас были газеты с первым рассказом о космонавте, со снимками его дома. Это было первое зеркало славы, и Гагарин с мальчишеским любопытством в него заглянул.
Да, это Валя и дочка…
Мы оправились и поспешили с вопросами о здоровье, о самочувствии. Попросили сыграть в бильярд. Гагарин с готовностью взялся за кий и сразу же показал, что проигрывать не намерен. Игры, однако, не получилось. Один из нас суетился со съемкой, а у медиков-генералов были свои обязанности - с шутками, под руку, но настойчиво они увели от нас лейтенанта Гагарина. С лестницы, повернувшись, он подмигнул и показал руку, дескать, еще доиграем.
Космонавт в эту ночь спал, как всегда, хорошо. А мы с Барашевым не заснули. Передав в газету заметку, долго отвечали на один и тот же вопрос. Все в редакции хотели знать: какой он? Потом почти до утра мы сидели возле приемника - на разных языках в эфире беспрерывно повторялось слово Гагарин.
Утром зал, где вчера мы начали бильярдную партию, заполнили именитые граждане города Куйбышева - директора заводов, руководители разных ведомств. У каждого был подарок для космонавта. . И всех привело сюда беспредельное любопытство: какой он? А потом было море людей, в котором «ИЛ-18» казался маленькой рыбкой. Гагарин в новой, с иголочки, форме майора стоял на лестнице, подняв для приветствия руки. Но люди не хотели его отпускать. Одно слово летало над полем: Га-га-рин! В эту минуту можно было понять: легкой жизни у парня не будет.
Потом мы летели в Москву. Это были два часа в жизни Гагарина, когда все было позади, и все только-только еще начиналось. В иллюминаторы были видны истребители почетного сопровождения. Командир нашего самолета вышел сказать: «Что делается на Земле, братцы! Наш радист не может отбиться. Журналисты умоляют, грозятся, требуют, просят хоть слово от космонавта…»
Таким было второе рождение Гагарина. Так началось испытание на человеческую прочность, более жесткое испытание, чем переход рубежей космоса. Ожидал ли он сам, что окажется на вершине внимания, любопытства и поклонения? За пять минут до посадки во Внукове я сел рядом с ним. Самолет пролетал как раз над Кремлем. Улицы были запружены людьми.
В честь тебя… Ожидал?
Гагарин был смущен и заметно взволнован. Он знал, конечно, цену всему, что совершил позавчера утром, но явно не ждал, не представлял этой лавины чувств, замкнувшихся на его имени…
И потом были еще семь лет жизни; напряженной жизни на виду у людей. Работа. Семья. Друзья. Все было, как у других. Но была еще трудная, пожизненная честь - быть символом нации, олицетворением всего, что стояло за его стовосьмиминутным полетом. Полная тяжесть этой нагрузки была известна только Гагарину. Но он никогда не жаловался. Умел везде успевать. Знаменитая его улыбка не потускнела от времени, не превратилась только в защитное средство. Сверхчеловек? Нет, обычный человек из плоти и крови, но хорошей закваски был человек и очень крепкой закалки. Этим и дорог. Мечтал ли еще полететь? Мечтал. Говорил об этом не часто, но говорил. И были у него определенные планы… Таким людям надо бы отпускать по два века, а он прожил до обидного мало. Но жил хорошо. До последней минуты жил по высокому счету: «Плавать по морю необходимо…»
Navigare necesse est!
Vivere non est necesse
Плавать по морю необходимо!
Жить не так уж необходимо.
Старинная латинская фраза сказанная то ли Помпеем то ли Плинием.
Когда идешь по Ликийской тропе по Южному берегу Турции, взгляд часто упирается на труднодоступную береговую линию удивительной красоты, с многочисленными островами и пляжами досягаемыми разве что на яхте. И туриста гложет пытливая мысль - как бы заплыть, пробраться туда в места, доступные немногим. Я эту мечту вынашивал пару лет, пока случайно не увидел суперпредложение:" Ищу напарника в морской поход на байдарке". Рома - специалист по Юго-восточной Азии, побывавший в тридцати странах, исплававший два океана, несколько морей и заливов, искал с кем бы сходить на байдарке вдоль турецкого берега Средиземного моря. Мог бы и в одиночку, но резонно рассудив что это сделать вдвоем веселее. Для меня это был джек-пот, счастливый лотерейный билет.
Так я уезжал из Харькова
Вот решены все технические вопросы и я еду. Я искал самый дешевый авиабилет и непременно в Даламан - рядом с началом маршрута. И нашёл его. Поэтому выезжал на два дня раньше Ромы. Он вез свою байдарку. Байдарка "Гарпун", каркасно-надувная, весит 20 кг и покупалась специально для морских походов и удобства перевозки в самолетах, где часто нужно уложиться в лимит веса 20 кг. Я вез большую часть бивачных общих вещей и общие продукты купленные дома. Турция встретила не по-нашему жарким солнцем, а вода в море… ну не теплее чем в море Черном, но вдвое солонее. Кстати, солёная вода активней проникает во всевозможные гермоупаковки, а сохнет медленнее пресной.
Прямо из аэропорта иду на море и два дня купаюсь, гуляю по окрестностям, ем апельсины с бесхозных деревьев. Надо заметить, что в Турции человека идущего с рюкзаком по дороге очень вероятно что подвезут бесплатно. Один раз подвозил таксист. Бесплатно! Другой раз немцы-пенсионеры, имеющие там коттедж возле аэропорта. Еду на место встречи и начало маршрута на берегу большого озера Кёчегиз. Там город Кёчегиз.
Это примерная карта маршрута
Раннее утро. В конце набережной встречаю Рому. Собираем байдарку, отчаливаем. Я предлагаю первые метры на воде вдоль набережной. Там все прибрежные города и поселки имеют набережные с причалами многочисленных корабликов и яхт, с кафешками и шатающиеся туристами. Так вот: гребем мы не спеша вдоль набережной и глядим: замечают нас или нет. Замечают! Даже на русском языке! Значит всё это не зря!!!
Первая ночевка на полуострове. Дыхание моря уже чувствуется. Дует сильный ветер. У нас такого почти не бывает. Это вносит свои коррективы. Палатку ставим только к вечеру, когда ветер поутих. А то сдуло бы. Ещё дело в том, что Рома - любитель устраиваться на возвышении с хорошим видом на озеро, море. Но и с ветром в нагрузку. 
На следующий день проходим озеро до конца. Идём по реке, соединяющий его с морем. По берегам - горы. Вообще, всё побережье Турции там гористое и каменистое. Камни какие-то все острые. Так что причалить можно далеко не везде.
На берегу город Далян.
У причалов сотни кораблей и лодок. Долго ищем куда бы причалить. Рядом проплывают две водные змеи и морская черепаха где-то метр в диаметре. Вообще-то черепах в Озеро не пускают. Там есть в реке забор от черепах и ворота для кораблей. Но черепахи видно ждут у ворот и ломятся в озеро вслед за проходящим кораблем, чтобы отложить яйца в несвойственной им озерной среде на радость хищникам. Мы когда подплыли к этим воротам, видимо не были похожи на черепах и для нас открыли ворота и пропустили дальше в реку.
Таких городков на берегу рек и в нашей стране масса, но в какой курорт его превратили турки! Не хуже раскрученных на морском побережье. А туристов возят на катерах на морской пляж. Вот потому там катеров у причала сотни. Иду в магазин за хлебом и фруктами. Заливаем все бутылки водой литров так 30. Вдруг местная собачонка прыгает в байдарку и недвусмысленно говорит, что будет плыть с нами. Я уже сталкивался с таким поведением собак в Европе, когда они прибиваются к туристам и сопровождают их весь поход. Собачку глажу, утешаю. И несмотря на её упорные требования, оставляю на берегу.
Подходим к морю. Там ветер сильнейший. Песчаная коса, залив и пляж километров шесть. Днём там бродят привозные туристы, а ночью местные черепахи яйца несут. Натянуты веревки, стоят проволочные заграждения чтобы по яйцам не ходили. Но людей много ходят везде. Сильный ветер несет морские брызги и песок. И туристы ходят немного потерянные, пытаясь спрятаться от ветра и солнца.
Продефилировав вдоль пляжа, выходим в море, в волны и ветер. Ну я по таким волнам ещё не ходил никогда. Я считаю что ветер был где-то 50 км в час по велосипедным ощущениям, а волны свыше метра высотой. Идём метрах в 200 от берега. боком к волне. Удерживая равновесие, делаем упреждающее движение корпусом и веслом на каждую волну. Я сижу впереди, волна порой сильно бьет в лицо, перекатывается через лодку. В момент удара на мгновение теряю ориентацию в пространстве и равновесие. Надеюсь что Рома в этот миг удержит нас на плаву. Проходим пляж. На нём ночевать нельзя. Наша ночевка на небольшом каменистом пляже в бухте. После такой болтанки и от того, что всё хорошо закончилось испытываю сильные чувства: победы над волнами, своим страхом, вообще букет положительных чувств.
Утро.Турецкий паучок,спящий на байдарке!
На следующий день, чтобы избежать волн, выходим на воду в 6:30 утра. До мыса на горизонте идем с попутным ветром по спокойному морю. Солнце медленно выглядывает из-за высокого гористого берега. На мысу - появляются хаотичные волны с разных сторон. Огибаем мыс и тут началось… встречный ветер и короткие остроконечные волны в лицо. Кажется что байдарка стоит на месте несмотря на отчаянные наши усилия. Берём ближе к берегу и укрываясь береговыми горами обходим большой залив. При сильном боковом ветре байдарку постоянно разворачивает и гребля из байдарочной становится похожим на канойную, с одной стороны. Из-за волн и острых камней к берегу невозможно причалить поэтому остановки редкие, только на пляжах. Гребем порой по четыре часа подряд. Всё, чем сидишь, затекает до невозможности. Заметил что через пару часов гребли меня начинает укачивать: начинаю сожалеть что утром позавтракал. Но стоит попасть в сильную болтанку - сразу всё проходит, забывается.
Проходим мимо аэропорта в Даламане. Там бескрайний пляж километров десять. На нём ночные следы черепах «каретта-каретта» и прочей живности. Над нами совсем рядом пролетают садящиеся и взлетающие самолеты. Ночуем в конце пляжа Там тихое безлюдное место. Утром снова Подъем в 5:40, в 6:30 Мы уже на воде. Огибаем ещё один сильно выступающий в море мыс. На этот раз за мысом море было относительно спокойно и пройдя в то утро около двадцати километров, уже в 11:00 становимся на стоянку. Дальше сегодня нет особого смысла идти. Стоянка просто супер-отличная, а волны к полудню усиливаются. Сухие палочки и хвоя горят в моей щепочнице с треском как политые бензином. Удивительно что при таком количестве сверхсухого топлива не видно ни одного следа лесных пожаров.
По плану мы должны были дойти до города Фетхие, но чтобы не разбирать байдарку и не сушится на многолюдной набережной, решили закончить поход в Яникларе, возле устья реки.
Кстати, кажется в турецком языке нет слова река. Есть слова ручей. Это я там заметил общаясь с местными. Отмыли соль, просушились. Проводил Рому с байдаркой в аэропорт. А мне оставалось еще два дня на море в Даламане и шестнадцать часов между авиарейсами бродить по Стамбулу. В Стамбуле два аэропорта: один имени Ататюрка на европейской части, а другой, куда я прилетел «Сабиха Гёкчен» на азиатской. Сабиха это приемная дочь Ататюрка, которая стала летчицей. Из аэропорта ходит автобус-экспресс «Havatas» до площади Таксим. Там проходят всякие фестивали и ярмарки.
Ярмарка на Таксиме. Почему-то они тащаться от темы танцующих дервишей.
Типичный турецкий самовар с заварником сверху.
Рай для гурманов.
Много исторических памятников в радиусе пяти километров. Мне досталось ночная прогулка по мосту через бухту Золотой рог. Там всеношно десятки местных ловят какую-то мелкую хамсу удочками прямо с моста. Мелкую но много. Нашёл исторический храм Святую Софию - оплот православия Византии. Сейчас там мечеть, но название почти не изменили, она Ай Софья. Видел там же крепостные стены Константинополя, построены в пятом веке императором Романом, которые защищали город тысячу лет, но не выдержали штурма рыцарей четвёртого крестового похода в 1204 году и драматическую последнюю осаду города войском Мехмета второго в 1453 году. Где по ним впервые в истории стреляли осадной артиллерией диаметр ядер которой доходил порой до одного метра!
Древние стены.
Святая София.
Поразила набережная с вело и беговыми дорожками, уходящими за горизонт.
И спящими там на камнях бомжами и туристами. И главное, приветливость и доброжелательность стамбульцев и всех людей в Турции.
Счастливые турецкие собаки.
Этот поход стоил мне 200 долларов за билеты, взятые за 4 дня до вылета, 900 гривен продукты, купленные дома и 25 долларов потраченные за 10 дней в Турции на автобусы, хлеб, айран и фрукты.
Я то и раньше знал что плавать по морю необходимо, Но теперь появилась ясное видение того, зачем мне нужно стремиться побывать в южных странах, на морях и океанах.
А что от нас останется помимо
Того что в списках означает крест
Ведь жить не так уж и необходимо
А necesse лишь navigare est.
