Семья и дом

Вспоминая и анализируя. Вспоминая и анализируя Попов Николай Васильевич

Семья

Родился в семье священника Воскресенской церкви города Вязьмы Василия Михайловича Попова и его супруги Веры Ивановны. Не был женат, вёл в миру, по сути, монашескую жизнь.

Образование

Окончил Вяземское духовное училище (1882 год), Смоленскую духовную семинарию (1888 год), Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия (1892 год ; тема кандидатской работы: «О совести и её происхождении»). В 1892- годах - профессорский стипендиат. Магистр богословия (1897 год ; тема диссертации: «Естественный нравственный закон»). Доктор церковной истории ( ; тема диссертации: «Личность и учение блаженного Августина ». Т. 1, Ч. 1 «Личность блаженного Августина», Ч. 2 «Гносеология и онтология блаженного Августина»).

ный профессор МДА.

  • С 1917 года - ординарный профессор МДА.

После прекращения деятельности МДА в Сергиевом Посаде в 1919 году , читал лекции на неофициальных богословских академических курсах в Москве .

Причислен к лику святых Определением Священного Синода Русской православной церкви от 30 июля 2003 года как новомученик. Вместе с ним был канонизирован его ученик иеромонах Серафим (Тьевар) , умерший в лагере в 1931 году .

Труды

  • Естественный нравственный закон. Психологические основы нравственности. Сергиев Посад, 1897.
  • Иоанн Златоустый и его враги. Сергиев Посад, 1908.
  • Идея обожения в древневосточной церкви. М., 1909.
  • Элементы греко-римской культуры в истории древнего христианства. М., 1909.
  • Патрология. Краткий курс. М., 2003.
  • Труды по патрологии. Т. 1. Святые отцы II-IV вв. Сергиев Посад, 2004.
  • Труды по патрологии. Т. 2. Личность и учение блаженного Августина. Сергиев Посад, 2005.

, Смоленская губерния , Российская империя

Страна Российская империя Российская империя ,
РСФСР (1917-1922) ,
СССР СССР

Семья

Образование

В 1882 году окончил Вяземское духовное училище, в 1888 году - Смоленскую духовную семинарию , в 1892 году - Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия; тема кандидатской работы: «О совести и её происхождении»). В 1892-1893 годах - профессорский стипендиат академии.

С 1917 года - ординарный профессор МДА.

После прекращения деятельности МДА в Сергиевом Посаде в 1919 году читал лекции на неофициальных богословских академических курсах в Москве .

Одновременно с педагогической деятельностью в МДА преподавал на кафедре истории церкви Московского университета : с 1907 года был приват-доцентом университета, где первоначально читал факультативный курс «Происхождение современного церковного сознания», а в 1909-1915 годах - курс «Философия средних веков». В 1918-1923 годах он читал лекции на кафедре философии средних веков университета, преобразованной вскоре в Философский исследовательский институт.

В 1917 году он был ещё и профессором Высших женских богословско-педагогических курсов.

Был известен своими либеральными взглядами. В 1903-1906 годах редактировал журнал МДА «Богословский вестник » - при нём это издание приобрело значительную популярность, но редактор подвергся критике со стороны консервативно настроенных православных деятелей.

С 1909 года он состоял членом Смоленской губернской учёной архивной комиссии.

Его труд о блаженном Августине был удостоен Макарьевской премии , при этом профессор А. П. Орлов заявил, что эта работа

далеко превышает по обстоятельности все имеющиеся в нашей, как переводной, так и оригинальной литературе, опыты выяснения духовной личности Августина в этот интереснейший период его религиозно-философских исканий, … поскольку вскрывает те историко-философские факторы, которые имели в особенности определяющее влияние на характер гносеологических и онтологических воззрений Иппонского мыслителя.

По данным протопресвитера Михаила Польского , после прихода к власти большевиков И. В. Попов написал второй том своего труда о блаженном Августине, оставшийся в рукописи.

Аресты, лагерь, ссылки

В 1919 году обратился в Совнарком с протестом против планов властей изъять мощи преподобного Сергия Радонежского из Троице-Сергиевой лавры . В 1924 году по поручению патриарха Тихона составил ответ Константинопольскому патриарху Григорию VII, признавшему обновленцев и предложившему патриарху Тихону удалиться от дел управления церковью. В декабре 1924 года был арестован и приговорён к трём годам лишения свободы. В 1925-1927 годах находился в заключении в Соловецком лагере особого назначения , где работал учителем в школе грамотности для заключённых-уголовников. Был одним из авторов «Соловецкого послания», находившихся в лагере православных деятелей (1926 год), в котором предлагался компромисс государства и церкви на основе лояльности церкви по отношению к государству и невмешательства государственной власти в церковные дела.

С 1927 года - в Уральской области , с 1928 года - в ссылке в деревне Ситомино

По определению, я не должен был поступить в ВИИЯ: будучи выпускником сельской средней школы в затерянной казачьей станице Большой излучины Дона, хотя и имел тягу к иностранным языкам, но не имея связей и поддержки выше соседей по станице, мне не на что было рассчитывать. Да и не знал я ничего о Военном институте иностранных языков. Просто помог случай. В начале 60-х годов я проходил срочную службу в одной из московских воинских частей. Один из моих однополчан и рассказал мне о существовании в столице этого института. Причём в таких ярких красках расписал, как выпускники этого института получают распределения за границу и, зарабатывая там кучу денег, могут многое позволить себе, даже купить машину, что сумел быстро зародить во мне понятное чувство зависти и желания попасть в круг избранных.

Для 60-х годов это были сильные аргументы, да и определяться надо было с послеармейской жизнью. В общем, я поделился своей мечтою с командиром взвода лейтенантом Поспеловым. Тот, хотя и был выпускником Московского ВОКУ им. Верховного Совета РСФСР, тоже не слыхал о ВИИЯке. Но будучи человеком широкой и щедрой натуры, не долго думая, сгрёб меня подмышку и, выяснив адрес института, повёз на Волочаевскую улицу. Мы пробились в один из отделов Института (не помню строевой или учебный), где нам подробно объяснили порядок поступления в ВИИЯ. Поняли, что это было почти безнадёжное дело.

В общем, дальше дело было за моей настойчивостью. Хорошо, что её хватило на несколько лет ожидания: сначала одногодичные курсы переводчиков при ВИИЯ и далее два года командировки в Сомали, пока не последовало распоряжения министра обороны СССР маршала Малиновского зачислить одногодичников на основной курс ВИИЯ.

Не все в Институте были довольны этим распоряжением, но его обязаны были выполнить. Так, благодаря лейтенанту Поспелову и маршалу Малиновскому младший лейтенант Попов стал, наконец, полноправным слушателем Военного института иностранных языков. Оба эти двое мужиков порядочные люди, но особенно тёплую благодарность я испытываю к лейтенанту Поспелову: и внешне, и внутренне настоящий гусар, независимый и открытый. Долго продержаться в Москве с таким характером он, конечно, не мог и вскоре был переведён куда-то на Кавказ. Прямо как в «старое доброе» царское время, куда нас, кажется, постепенно возвращают. Наверное, у всех людей бывают в жизни такие встречи: ничем тебе не обязанный человек делает для тебя что-то доброе и исчезает из твоей жизни навсегда. Ты часто его вспоминаешь, хотел бы отблагодарить его за доброе отношение, сыгравшее большую роль в твоей жизни, но где он, и что с ним? Встретиться нам было не суждено, а очень жаль. Надеюсь, он выстоял в этой непростой жизни.

Попав в Институт, я был приятно поражён обстановкой: солидная библиотека, лингафонные кабинеты, солидные эрудированные (в то время) преподаватели – всё это вызывало уважение. Отдельной достопримечательностью ВИИЯка оказалось для меня наличие «знаменитых» слушателей, находящихся на особом положении. Не буду приводить их фамилии, они же сами ничем не виноваты. Но когда в субботу вечером их увозили черные «Волги», а в понедельник утром привозили их обратно, это производило впечатление. Но зависти я почему-то не испытывал. Наверное, это хорошо: зачем портить себе кровь чужим благополучием. Притом, наличие такой элитной части слушателей придавало вес Институту, а значит и мне, как его слушателю.

Из знаменитостей «пониже» вспоминается сын венгерского военного атташе, каким-то боком обучавшийся в Институте. В центре внимания нашего курса чаще всего оказывался очень общительный грузин (я не удержал, к сожалению, его фамилию в памяти). А вот наш ведущий отличник Витя Королюк мне хорошо запомнился: в начале 80-х мы повстречались с ним в Австрии, и я пригласил его на ужин. Витя собирался на следующий день улетать в Москву и спросил, не хочу ли я передать что-нибудь с ним в Москву. У меня хватило благоразумия отказаться. На следующий день Витя улетел «по ошибке» в Германию, да там и остался. В общем, с ВИИЯовцами не скучно.

Потом пошли «женские батальоны». Я, без всякого сомнения, доволен тем, что успел выпуститься до того, как ВИИЯ стал по совместительству институтом для благородных девиц военного происхождения. Никогда не был женоненавистником и добровольно придерживался традиционной ориентации, но, как гласит народная мудрость: котлеты должны быть отдельно, а мухи отдельно.

Особого внимания заслуживает, конечно, судьба выпускников ВИИЯка: она не всегда и не у всех бывает благополучна. Я мало общаюсь сбывшими ВИИЯковцами, а вот мой однокурсник Слава Шуманов, занимающий более активную контактную позицию, утверждает, что многих наших однокурсников уже нет рядом: одни ушли совсем из жизни, другие просто канули в неизвестность. Не понаслышке знаю, что многие ВИИЯковцы попадали, как в фильме Быкова, «вечными дежурными по аэродрому», их можно было встретить и в военкоматах. Многие вынуждены были срочно осваивать новую профессию. В Бродах я встретил ВИИЯковца, который семь лет находился на должности капитана, летал «за майором» на Сахалин, но и оттуда вернулся капитаном. А офицером он был грамотным и энергичным, но судьба распоряжается по-своему. Виноват ли в этом в какой-то степени ВИИЯ?

Конечно, в каждой профессии есть свои неудобства и издержки. Но почему их очень много в мирное время в среде хорошо образованных специалистов. Нет ли противоречия между высоким уровнем получаемого профессионализма и последующим равнодушием к судьбе переводчиков-референтов? В пору своего расцвета ВИИЯ, единственный в мире подобный институт, был несомненно советским продуктом. В остальном мире более принята схема «офицер со знанием иностранного языка» или переводчик такого-то уровня в качестве дополнительной специальности. У нас же это давалось как базовое образование. В своё время этого требовала политическая обстановка. Офицеров со знанием языков в Советском Союзе было: раз-два и обчёлся. А Вооружённые Силы развивались, потребности в контактах и информации возрастали. Поэтому и был создан ВИИЯ. Он со своей задачей несомненно справился и был заслуженно престижным военно-учебным заведением Советского Союза. Занимает ли такую же нишу Военный институт Министерства обороны с его нынешней спецификой? Не знаю, нет опыта общения с ребятами. Почему-то кажется, что у сегодняшнего Института эмоциональный окрас имеет несколько другие оттенки.

Как бы то ни было, я горжусь тем, что добился поступления в ВИИЯ и окончил его (несмотря на…, но об этом читай с начала).

С уважением.

Первое знакомство с Западом

Привет, однополчане!

Я, Попов Иван Васильевич, выпуска 1972 года, Западный факультет. Учился в ВИИЯ на курсе С.И. Столярова в группе младших лейтенантов. Первый язык – французский, второй –итальянский. С первым практически не работал. До ВИИЯ успел отслужить срочную службу, закончить одногодичные курсы и отслужить два года переводчиком в группе военных специалистов в Сомали.

В своём рассказе я хотел бы коснуться ощущений, которые испытывали наши ребята, попадая в советское время впервые в страны Западной Европы. Находясь в длительной командировке в Италии, мне приходилось наблюдать впечатления, которые вызывал западный мир в наших людях, впервые попадающих в его «загнивающие» условия. Далеко не всё воспринималось ими положительно и тогда, хотя возможности выбора и сервис впечатляли.

Так получилось, что в 1973 – 76 гг. я служил сотрудником в аппарате военного атташе в Риме. В эти годы отмечалось некоторое потепление в отношениях с Западом. В 1974 – 75 гг. Италию по обмену посетили три наши военные делегации: Ленинградского командного общевойскового училища, Киевского авиационного инженерного училища и делегация советских военных медиков. Соответственно, в СССР побывали делегации курсантов СВ и ВВС Италии, но я не знаю деталей их пребывания у нас.

Первыми в 1974 году прибыли курсанты (10 человек) Ленинградского общевойскового училища во главе с заместителем начальника училища по политчасти полковником Моисеевым. В Генуе делегацию встречали итальянские офицеры, наш военный атташе полковник Кашков и я в качестве переводчика. Ребят провезли по городам: Милан, Турин, Аоста, Модена, Флоренция и Рим. В Модене их принимали в базовом военном училище СВ и устроили танцевальный вечер с приглашением итальянских девушек. Итальянки нашим ребятам понравились. Как объясняли сами курсанты, девушки вели себя естественно, не кривлялись. Например, одна из них на просьбу нашего курсанта остаться ещё потанцевать, сказала, что не может: мама приказала ей в 11 вечера быть дома. Объяснила она это просто, без жеманства, и парень понял, что так оно и есть.

Во Флоренции, в центре города делегация попала в середину местной довольно многочисленной забастовки. Поскольку курсанты были в военной форме с красными погонами, они привлекли внимание, и их быстро окружила большая толпа. На ребят это произвело впечатление, к акциям протеста мы тогда ещё не привыкли. На приветствия забастовщиков некоторые курсанты поднимали сжатые в кулак руки и говорили что-то вроде «рот фронт», за что нас потом упрекали итальянцы. Вообще, итальянские офицеры испугались этой ситуации, нас быстро вернули в автобусы и увезли от греха подальше.

На одном из ужинов итальянцы спросили полковника Кашкова, знает ли он о новых социальных льготах для итальянских военных. Полковник ответил, что нет. На что руководитель нашей делегации Моисеев среагировал быстро: «Ну вот, а ещё разведчик!», что явно понравилось итальянцам. Мне полковник Кашков шёпотом приказал не переводить эту реплику, но её перевел итальянский переводчик (он тоже сопровождал делегацию).

В целом, ленинградские курсанты были выдержанными, достойными ребятами. Это отмечали и итальянцы. Знаю, что один из этих курсантов закончил позднее академию им. Фрунзе и получил хорошее назначение.

Вторая делегация, Киевского авиационного инженерного училища, посетила Италию в 1975 году. В её составе были курсанты и три преподавателя. Им показали военное авиационное училище в Поццуоли, Неаполь (с Везувием и Помпеями), авиационную базу Лечче (на юге Италии), куда нас доставили на личном самолёте бывшего премьера Альдо Моро (убитого террористами).

Киевские курсанты отличались более развязным поведением по сравнению с ленинградцами: увлекались спиртным, уходили в город вечером без всякого разрешения. Итальянцы, конечно, всё это заметили. Возможно поэтому никаких особенных развлечений для них не устраивали.

И третья делегация, на симпозиум военных медиков в Сан-Марино, состояла из начальника Военно-медицинской академии генерала Иванова и одного из преподавателей академии. Мне пришлось везти их из Рима в Сан-Марино на автомашине. По прибытии в Сан-Марино нас в местном небольшом МИДе зарегистрировал молодой человек и направил в гостиницу. Работа симпозиума продолжалась полных два дня. Здесь я испытал некоторые профессиональные трудности. Рабочими языками на симпозиуме были английский и французский. В ВИИЯ у меня первым языком шёл французский, но за время пребывания в Италии я несколько утратил полученные в институте навыки. А при выступлении нашего генерала мне пришлось переводить его речь на французский, о чём я не был заранее предупреждён. Да и терминология была довольно специфической. В общем, я создал пару трудных моментов для переводчиков в кабинах, которые переводили меня на английский для остальных делегатов.

На третий день у нас было полдня свободных, и мы втроём отправились в город для осмотра и приобретения сувениров. Мы отошли от центра городка примерно на километр, посещая по пути разные магазинчики. В последнем магазине молодая продавщица показывала нам сувениры, прислушивалась к нашим обсуждениям, а потом спросила по-русски, правда с акцентом: «Вы русские?». И, глядя на меня, добавила: «А вы – Попов». Это произвело на нас впечатление, мои спутники стали пятиться к выходу – мало ли что?

Девушка, уже по-итальянски, объяснила, что она учится заочно в Пражском университете по специальности «славянская литература» и изучает русский язык. А молодой человек, регистрировавший нас в местном МИДе, оказался её женихом. Он-то и поведал ей о нас.

Перед отлётом из Рима генерал Иванов передал мне через своего преподавателя, чтобы я не искал с ним контактов. От себя преподаватель добавил, что он готов продолжить со мной знакомство. Некоторое время мы с ним переписывались.

В ходе двух командировок в Италию были, конечно, разные курьёзные контакты и с самими итальянцами, но об этом, если будет возможность, в другой раз.

Всем всего доброго.

(17.01.1867–8.02.1938 года)

Иван Васильевич Попов - профессор Московской духовной академии, мученик.

Память 26 января и в Соборах новомучеников и исповедников Радонежских, Соловецких и всей Церкви Русской.

Окончил Смоленскую духовную семинарию. 1-й магистрант XLVII курса (1888-1892), оставлен профессорским стипендиантом.

С 1893 года исполнял должность доцента по кафедре Патристики.

В 1897 году удостоен степени магистра богословия за работу «Естественный нравственный закон» (Сергиев Посад, 1897). Утвержден в звании доцента. С 1898 года - профессор, а с 1917 года - ординарный профессор по первой кафедре Патрологии.

В 1901-1902 находился в научной командировке в Германии, стажировался в Берлинском и Мюнхенском университетах. Отличался своими либеральными взглядами. В 1903-1906 редактировал журнал «Богословский вестник».

Одновременно с педагогической деятельностью в МДА преподавал в Московском университете, где с 1907 года был приват-доцентом. Первоначально читал факультативный курс «Происхождение современного церковного сознания», а в 1909-1915 годах - курс «Философия средних веков».

В 1917 году стал доктором церковной истории, защитив в Петроградской духовной академии диссертацию: «Личность и учение блаженного Августина».

По данным протопресвитера М. Польского, И. В. Попов написал второй том своего труда о блаженном Августине, оставшийся в рукописи.

В 1917-1918 годах - член Поместного Собора Российской Православной Церкви от МДА.

В 1917 был профессором Высших женских богословско-педагогических курсов.

После прекращения деятельности Московской духовной академии в 1919 году, читал лекции на неофициальных богословских академических курсах в Москве. В 1918-1923 годах продолжал читать лекции в Московском университете на кафедре философии (средних веков).

Архиепископ Иларион (Троицкий) , уже находясь в Соловецком лагере, в присутствии других заключенных - архиереев и клириков - говорил о нем так:

"Если бы, отцы и братия, все наши с вами знания сложить вместе, то это будет ничто пред знаниями Ивана Васильевича".

В декабре 1924 И. В. Попов был арестован и приговорен к трем годам лишения свободы. В 1925-1927 находился в заключении в Соловецком лагере особого назначения, где работал учителем в школе грамотности для заключенных-уголовников. Был одним из авторов "Соловецкого послания" (1926).

В 1931 году был арестован в Сургуте, осенью того же года приговорен к ссылке еще на три года в село Самарово (ныне вошло в состав города Ханты-Мансийска). В 1932 году ему было разрешено вернуться в Центральную Россию - видимо, в связи с болезнью (сердечной слабостью, опухолью ног) и преклонным возрастом.

Жил в Подмосковье, в 1935 году вновь был арестован и приговорен к пяти годам ссылки. Выслан в село Игнатово Пировского района Красноярского края.

Причислен к лику святых Определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 30 июля 2003 года.